В прицеле Люфтваффе
Во время Великой Отечественной войны произошло немало битв, о которых мы почти ничего не знаем.
Юрий ЕФИМОВ
Пролог
Четвертого июля 1942 года после 250-дневной осады пал Севастополь. Теперь Вермахт получил возможность начать новое генеральное наступление на востоке – на Кавказ и Сталинград. Для того, чтобы отсечь юг Советского Союза от его центральной части и оставить без горючего Красную армию, вермахту требовалось уничтожить или ослабить железнодорожные магистрали, ведущие с севера на юг, и блокировать движение судов по Волге, в бассейне которой тогда проживало 50 миллионов человек.
Лучший – второй по номеру – воздушный флот Люфтваффе, под командованием генерал-лейтенанта Вольфрама Рихтгофена, разбомбив Севастополь, получил следующую задачу на уничтожение транспортной инфраструктуры юга России. В числе приоритетных целей были крупные железнодорожные станции и мосты через Волгу. И как же ломали языки штурманы бомбардировочных эскадр, произнося названия целей: «Sysran-1» и Sysran-2»… Налеты на сотни объектов начались еще до главного наступления на земле – для его обеспечения. Великая битва началась!
В четвертый класс – на войну
Место рождения часто определяет судьбу человека. Моя соседка Елена Владимировна Карпенко всегда выглядела женщиной прочно уверенной в себе, при малейшем отсутствии самодовольства или хвастовства.
С ней было приятно иметь дело по любому поводу и без оного, общение доставляло только удовольствие. Уже много позже я узнал, что ветеран труда с полувековым стажем (на пенсию ушла только в 70 лет!), во время Великой Отечественной будучи школьницей отважно работала на многих объектах в прямом смысле слова под бомбами. Но обо всем по порядку.
Родилась Елена в семье железнодорожников, Владимира и Анны Барановых в феврале 1930 года, в городе Сызрани, Куйбышевской области. Город, расположенный в излучине Волги, в 60 километрах от Куйбышева, был важным железнодорожным узлом, так что профессия родителей была очень почетной. От первого брака у Анны было трое детей – Виктор, Геннадий и дочь Лидия, так что Лена стала самой младшей.
Мама ее работала проводницей поезда Москва-Душанбе, и дочь мечтала, что, когда вырастет, тоже будет ездить по бесконечным путям огромной страны. Довоенная жизнь была размеренной и устоявшейся, а потому и начало войны стало шоком и горем. В семье были и свои проблемы: старший брат Виктор, окончив школу пошел работать, но успел в этом немного: был арестован и осужден за растрату. Вот он-то в войне увидел свой шанс! В 1942 году Виктор пошел из лагеря добровольцем в штрафбат, их только что организовали на фоне катастрофического положения на фронте.
Сестра Лены Лидия в 17 лет, в первый же день войны отправилась в военкомат, где ее определили в санроту, отправляющуюся на фронт. Брат Гена был инвалидом по слуху, так что служить в армию не попал. Мама Лены с началом войны на работе стала проводить почти все время, так что забота о доме легла на плечи младшей дочери. Школьников привлекали ко множеству работ – они помогали в госпиталях ухаживать за ранеными, на колхозных полях собирали оставленные там колоски, ребята постарше разгружали вагоны и так далее – список бесконечен.
Лена в свои почти 12 лет считалась взрослой и работала наравне с ними. Но сама тяжелая работа осложнялась тем, что с конца лета 1941 года в небе над Поволжьем все чаще стали появляться немецкие самолеты. По плану «Барбаросса» вермахт должен был выйти на линию «Архангельск – Астрахань» к началу осени. Дело буксовало, и, несмотря на общую нехватку авиации, немцы начали сначала небольшие, а затем все более сильные налеты на волжские города. Приоритет отдавали крупным промышленным центрам. Так что до поры до времени Сызрань оставалась в стороне от больших налетов.
В школу в 1941 году мы пошли в тяжелом настроении, — вспоминала Елена Владимировна. – Днем – занятия, вечером – работа. Только нас, детей, еще на ночь поспать отпускали, а взрослые часто трудились до утра. Конец одного рабочего дня совпадал с началом следующего. Машинисты и кочегары сутками не покидали паровозы, мама приходила домой редко, только чтобы упасть на постель и заснуть.
Кстати, дом Барановых располагался всего в трехстах метрах от станции «Сызрань-1». Очень удобно для железнодорожников…
Горячее лето
Зима 1941-42 годов была в тылу тяжелой, холодной и голодной. Хотя мама получала паек как железнодорожница (650 граммов хлеба, плюс кое-что по мелочи), а Лена – детский (400г), при тяжелой работе все постоянно испытывали чувство голода.
Да еще морозы доходили до минус 35 по Цельсию, а дрова не было сил искать и колоть. Зато в морозы и ветра прекратились налеты: немцам, разбитым под Москвой, остановленным под Тихвином и Ростовом, было не до дальних бомбежек. Да еще огромное спасибо немецким авиаконструкторам и двигателистам, которые не смогли создать Гитлеру немецкую «Летающую крепость», типа американской В-17, до самого конца войны.
Но наступила весна, враг пришел в себя и перешел в новое наступление на юге. Как уже было сказано, объекты в Поволжье стали целью для ударов с воздуха, и города в тех краях сразу это ощутили.
Налеты стали постоянными, и нас, школьников, поставили на рытье убежищ. В больших городах, где много каменных зданий под них отводят подвалы, у нас таких зданий совсем не было. Немцы бомбили часто, много раз не успевали даже объявить воздушную тревогу, так что в налет добежать до укрытия было проблемой. И стали везде выкапывать щели – короткие, глубокие траншеи, везде – на улицах, во дворах, на станциях… Копали их мы, дети, потому что других рабочих рук не было.
Бомбили нас днем и ночью, в темноте самолеты сбрасывали сначала на парашютах «люстры» — осветительные бомбы, которые освещали все на километры вокруг. Станция была рядом, прямо в нее ни разу не попали, зато вокруг столько всякого разорвалось! Много было деревянных домов и строений, на них сбрасывали мелкие «зажигалки» с фосфором, нас учили тушить такие бомбочки. Они были очень опасными – от них легко загоралась одежда, а это – мучительная смерть.
Но тушили их! Постепенно привыкли и к этому аду – засыпали под взрывы и выстрелы зениток, просыпались под них же. Потом, уже летом, на каникулах, (несмотря ни на что, учебный год начинался 1 сентября и завершался в июне), нас отправили на берег Волги, к Сызранскому мосту — его бомбили каждый день и по ночам, нужны были укрытия для железнодорожников и пассажиров, да еще всякие ложные цели мы строили, чтобы отвлекать немцев. Работа адова, а бомбили нас постоянно!
Когда большая бомба падала в реку, поднимался огромный столб воды, на берегу от взрывов обрушивались откосы в Волгу… И после каждого налета мы посылали мальчишек – собрать оглушённой рыбы – чего добру пропадать? Вот так немцы – «браконьеры» нас подкармливали. Потом началась еще одна беда.
По Волге ходили сотни малых судов, среди которых много нефтеналивных. Охотится за всеми ними было проблемно, поэтому Люфтваффе использовало самое дешевое и эффективное оружие – мины.
(По иронии судьбы, их создал еще в 1854 году гениальный русский немец Борис Якоби для защиты Питера и Кронштадта от англо-французского флота во время Крымской войны). Мины, сбрасываемые с предельно малой высоты, имели два взрывателя – акустический и магнитный. Первый реагировал на шум винтов, второй – на изменение магнитного поля Земли, когда рядом проходила масса металла.
Так что даже малые суда с деревянными корпусами становились жертвами «молчащей смерти». Для затруднения траления эти адские машины снабжались приборами кратности и срочности, то есть приводились в боеготовое положение через пять-семь суток после сброса, да еще пропускали над собой 10-12 кораблей и взрывались под 11-13 баржей или танкером.
С правого высокого берега Волги была видна река на десятки километров вокруг, – вспоминала Елена Владимировна. – Самый маленький речной танкер – 200-500 тонн нефти, и когда он подрывался на мине, река горела на километры по течению. Спастись экипажу шансов не было, по всей реке прибивало к берегу обгоревшие трупы, там и опознавать было нечего, хоронили их в общих могилах…
Страшно было, когда подрывались пассажирские суда, в воду летели женщины и дети – а Волга широкая, в холодной воде многие не выдерживали и несколько минут. Но продолжались и налеты, наши зенитки сбивали самолеты редко, в основном не давали прицельно бомбить. Мост наш устоял, и станции действовали без перебоев. Но каких сил всем нам этого стоило!
Днем немцы бомбили с больших высот, опасаясь зенитного огня, ночью – с малых, подходя к цели с заглушенными моторами. Так что нашим летчикам и зенитчикам приходилось менять приемы борьбы с врагом. А жители копали щели во дворах, поскольку спать в них было безопаснее, чем в домах. При близких разрывах бомб соседние строения часто рушились, а ведь выбраться из-под слоя земли куда проще, чем из-под обломков стен.
Зимние каникулы
Опять облегчение прифронтовой жизни наступило зимой. Под Сталинградом в окружение попали две немецкие, части итальянской и румынской армий, так что Люфтваффе переключили на снабжение окруженных. Потом началось контрнаступление Красной армии по всему фронту, жестокие бои на восточной Украине, и Поволжье перевело дух. Но ненадолго. В мае 1943-го немцы начали операцию «Железный молот» по уничтожению промышленного потенциала городов на Волге. Опять задействовали старых знакомцев – Второй воздушный флот уже генерал-полковника Рихтгофена.
Более ста самолетов ставили мины на волжских фарватерах, опять подрывались корабли и горела на воде нефть… Два месяца боев стали еще одним испытанием для детей войны. Лена Баранова жила на берегу Волги у Сызранского моста: копала, тушила, спасала, ведь по тем меркам она была совсем взрослой – 13 лет! В июле началась Курская битва, накал боев сразу спал.
Потом наши войска перешли в наступление и фронт неудержимо покатился на Запад. Когда к осени 43-го Люфваффе родило план налетов на наши тылы, оказалось, что фронт ушел от Волги так далеко, что немцы до нее уже не долетали. Пару раз над Сызранью пролетали в 1944-м высотные дальние разведчики Люфтваффе, но сделать что-нибудь серьезное немцы не могли. Планировали новую засылку диверсантов (агентов в этих краях у абвера было немало), но операцию заранее «расшифровал» СМЕРШ и дело не выгорело. Хуже чем налеты Люфтваффе для Поволжья стали только события 90-х годов. Но это уже другая история…
С войной покончили мы счеты…
В конце 1944 года домой вернулась сестра Лида. Она отвоевала три года, стала командиром санитарного взвода, офицером, а 30 сентября 1944-го была тяжело ранена уже в Польше. Сражалась она на Первом Белорусском фронте Константина Рокоссовского, и была отправлена домой после тяжелого ранения. Как после выяснилось, на том же фронте воевал и брат Виктор.
В штрафбате он отбыл свои два месяца, да так и остался в постоянном составе ОШБ 1 БФ или «Особой школе баянистов Первой Белорусской филармонии», как расшифровывали название своего подразделения местные остряки. Отвоевал в пехоте три года и ни разу не был даже ранен! Судимость у него сняли, демобилизовался техником-лейтенантом, и в начале 50-х годов уже стал начальником Ленинабадской автоколонны.
Лена же закончила школу, стала железнодорожницей, как и мечтала, в 1951 году вышла замуж за фронтовика Андрея Карпенко и переехала жить в далекий Джамбул. У супругов родились дочь Ольга и сын Юрий. Елена Владимировна проработала на железной дороге почти полвека, стала ветераном труда и обладательницей целой коллекции всяких наград и поощрений… На пенсию ушла, разменяв восьмой десяток лет. Если же учесть, что детство ее закончилось в 11 лет, то и рабочий стаж получился почти в 60 лет!
Она ушла из жизни в 85 лет. Светлая память детям и взрослым, выстоявшим в самой страшной войне в истории человечества!
