Не щадя своей жизни…
На фронт в Великую Отечественную наши предки попадали в разном возрасте.Кто прямо из-за школьной парты, кто-то – будучи уже седоусым дядей. Но можно себе представить взгляды работников военного комиссариата в Ленинграде, в сентябре 1941-го, когда в день своего шестнадцатилетия к ним пришла записываться в армию девчушка, на вид – совсем ребенок. И взяли, ведь враг стоял у самых ворот!
Маленькая, да удаленькая
Настя Передереева окончила восьмой класс перед самым началом войны, но все жизненные планы перечеркнуло 22 июня 1941 года. В ее семье росли трое детей, отец с началом боевых действий ушел в армию и стал служить в батальоне аэродромного обслуживания в авиачасти на окраине Ленинграда.
Никто и не ждал, что немцы дойдут так далеко, — вспоминает Анастасия Николаевна. – Первый авианалет на город был неожиданным, мы даже понять сразу не могли – рев самолетов, взрывы бомб… Упали кто где, встаем – а домов вокруг уже нет, одни развалины, соседка лежит рядом без ног, кровь повсюду. Кинулись мы в ближайшую воронку, чтобы хоть как-то спрятаться, повезло, что остались живы.
Но везло, увы, не всем. Скоро, при бомбежке аэродрома погиб Настин отец. Тогда шестнадцатилетняя девушка и пошла в военкомат, откуда и попала на курсы военных радистов. Там, по ходу обучения выяснилось, что эта малютка отлично стреляет из винтовки (занималась и до войны в ОСОАВИАХИМЕ – будущем ДОСААФЕ), и ей даже предложили перейти на курсы снайперов. Но Настя отказалась – хотела пойти туда, где служил отец. И попала, на узел связи на тот самый аэродром под Пулковым. Восьмого сентября немцы вышли к берегу Ладожского озера, у Шлиссельбурга, окружив Ленинград с трех сторон – с третьей были сорок километров водной глади. Началась 900-дневная осада города.
Место, куда попала воевать Настя, было не просто «горячим», а сверхопасным. Связь с «Большой землей» поддерживалась и по воздуху, так что осаждающим не надо было объяснять важность такой цели. Аэродром бомбили по пять-десять и даже 18 раз за день!
Хорошо еще, что немцы не бомбили по ночам, когда отсыпались, — вспоминает Анастасия Николаевна. – Спали мы в ангаре,он был из гофрированного железа, так что во время налетов никакой защиты не давал, да и тепло в нем было также, как и снаружи. От взрывов бомб он трясся сверху донизу, но все же в нем было лучше, чем на взлетном поле – там в налет приходилось просто падать на землю и ждать, пронесет или нет? Служба была круглосуточной – связь нужна постоянно. Получала я для передачи из шифровального отдела уже шифрованные сообщения, их же принимала и отдавала шифровальщикам, так что содержания не знали. Зима 41-42 годов была самая тяжелая, и холодно, и голодно было.
Оказавшись без ресурсов, руководство блокадного Ленинграда пошло на вынужденный, но страшный шаг. Паек в три четверти от нормы получали военнослужащие, в половину – работники предприятий, остальным пришлось выживать на 125 граммов хлеба (со всякими эрзац-добавками) в сутки. За первую блокадную зиму в Ленинграде умерло от голода и болезней, с ним связанных, около миллиона человек. А ведь город еще и обстреливала артиллерия и бомбили с воздуха! Парадоксально, но упорство защитников северной столицы спасло миллионы жизней – кормить население города нацисты не собирались. На оккупированной территории Ленинградской области из 1,2 миллиона советских граждан к моменту освобождения в живых осталось менее 300 тысяч. Парадоксально, но шанс выжить в блокадном Ленинграде был выше! Это, к слову, о мнении верных учеников Геббельса («Дождь», «Эхо Москвы» и пр.), скулящих ныне о том, что Ленинград следовало сдать, чтобы «спасти гражданское население». Сдача Ленинграда увеличила бы число жертв войны на несколько миллионов человек, ведь город потом пришлось бы отбивать обратно.
Настю, которая едва носила ноги на службе, подкармливали взрослые сослуживцы, жалевшие девчушку, делясь частью своих таких же скудных пайков. Прилетали на аэродром и наши самолеты – каждый раз с большим риском, так же бомбили важную цель регулярно «птенцы Геринга», обстреливала артиллерия – но этих хоть смогли, в конце концов, отвадить наши морские артиллеристы, всю блокаду ведшие с немцами контрбатарейную борьбу.
Уже в 42-м Настя во время бомбежки оказалась на взлетной площадке, и взорвавшаяся рядом бомба ранила ее десятком осколков – в руки, лицо и шею. Девушку унесли в санчасть, потом в госпиталь, а еще через неделю она уже принимала радиограммы за своим рабочим столом! Переживала, что останутся шрамы, но каким-то чудом все затянулось почти без следов. И так продолжалось месяц за месяцем, пока в январе 1944 года наши войска окончательно не прогнали врага от стен города – и гнали до самого Берлина.
Тогда, в январе 1944-го, артиллерия армии и Балтийского флота трое суток подряд били по немцам, — вспоминает Анастасия Николаевна. – А потом вдруг наступила тишина. И мы поняли – наши войска перешли в наступление. А через день сообщили, что блокада полностью снята! Это был праздник, малая наша Победа!
На военном кителе Анастасии Передереевой, среди орденов и медалей, есть та, которой она дорожит больше всего – «За оборону Ленинграда». Вот, пожалуй, и все…
И летели наземь самураи…
Все дальше от нас уходят вглубь времени события Великой Отечественной войны, для молодого поколения они стали уже почти легендарными. События военных действий в Европе еще более или менее изучаются в школах и вузах, о них снимаются фильмы с разной степенью исторической достоверности, а вот боевые действия Красной армии в Маньчжурии освещаются мало. А ведь именно они стали причиной быстрой капитуляции империалистической Японии. И тем самым победоносно завершили Вторую мировую войну.
Наш герой, Иван Федорович Макеев, прошел кампанию на Дальнем Востоке в 1945 году. Его часть в составе шестой гвардейской танковой армии генерал-лейтенанта Кравченко через границу с марионеточным государством Маньчжоу-Го прошла за три недели. Это более шестисот километров через безводные пустыни, горные хребты. Освободила от японцев огромную территорию и много китайских городов и сел…
Родился Иван Федорович в крестьянской семье, в селе Мучкап Тамбовской области 10 июля 1927 года. Война началась, когда ему было только 14 лет, так что пареньку пришлось ждать, пока подойдет призывной возраст. До 1945-го он работал в родном селе. Когда в начале победного 45-го пришлось идти на службу, война в Европе уже подходила к концу, но советское руководство уже готовилось продолжить войну на восточном направлении – против Японии. Напомню, что тогдашняя граница с этой страной у СССР де-факто проходила не по морю, как сейчас, а в китайской Маньчжурии, которую японцы оттяпали у Китая в 1931 году. Там они не скрываясь готовили плацдарм для нападения на СССР, а первая проба сил произошла еще в 1939 году в Монголии: тогда в боях на реке Халхин-Гол советско-монгольская военная группировка наголову разбила японскую армию. Крепко получив по зубам, потомки самураев решили, что война на море у них пойдет легче, и когда шла битва под Москвой, седьмого декабря 1941 года начали войну на Тихом океане, напав на Перл-Харбор (Гавайи). Всю Великую Отечественную на Дальнем Востоке мы держали, как бы не было тяжело на Западном фронте, целый фронт – Дальневосточный, с танками, авиацией и артиллерией. Японцы держали нейтралитет, ограничиваясь мелкими провокациями и крупными пакостями, типа посылок диверсантов на нашу территорию из числа белоэмигрантов. Ну а шпионаж, конечно, никогда и не прекращался, результатами его японцы делились со своими германскими союзниками. Так продолжалось до 1945 года.
А Иван Макеев в Красной армии попал служить в секретную часть, став сначала радистом, а потом и начальником радиопеленгаторной станции. То есть в службе радиоперехвата. После мая 45-го военные эшелоны потянулись на Восток, и к началу августа наши войска приготовились начать с трех сторон наступление на Маньчжурию. К слову, там японцы, несмотря на потери военных лет, свои войска только усиливали: 1,2 миллиона человек, полторы тысячи танков и почти две тысячи самолетов. Но главное – сидели эти армии в глубоко эшелонированной обороне, которую готовили более десяти лет. Японское командование рассчитывало удержать эту территорию, надеясь на фанатизм и упорство своих солдат. Плюс и особенности театра военных действий, а это горные хребты с малым числом перевалов, безводные пустыни, тайга, непроходимая для техники, глубокие реки в Приамурье…
Японцы готовились на совесть, бои были очень тяжелыми всю кампанию, — вспоминает Иван Федорович. – Впереди нас шли танки шестой армии, мы же занимались уже зачисткой занятой территории. Очень тяжело пришлось при переходе через хребет Большой Хинган. Дорог мало, на всех японцы построили укрепрайоны – целые подземные города, со складами, переходами, бетонными бункерами, много было артиллерии, все замаскировано – в упор не увидишь. Вот только мы втянулись на горную дорогу, как попали под обстрел с трех сторон, мы с танков бьем в ответ, но толку нет, не пройти никак! Горят танки и машины на дороге, везде взрывы снарядов, вызвали огонь артиллерии, потом наша авиация пробомбила этот район и раз, и два, и только через несколько часов удалось с трудом продвинуться вперед. Японцы в плен не сдавались, а пулеметчиков они в дотах приковывали цепями, что бы уже стояли до конца… Одних укрепленных линий нам пришлось прорывать больше десяти. Там мы встретились с их «чудо-оружием» — солдатами-камикадзе. Такие смертники с зарядами взрывчатки в замаскированных ячейках ждали, когда рядом окажется танк или автомашина, взводили взрыватель и бросались под гусеницы или колеса… Нам поручали охранять от них технику, приходилось стрелять по всему, что шевелится, промедлишь – и разнесет тебя на кусочки. Видел своими глазами: к танку бросился японец с гранатами, по нему начали стрелять, ранили, он упал. Видно понял, что нас ему не достать, вынул нож, с крючком такой (нож для ритуала сепуку. Прим. Ю. Е.) и распорол себя от пупка до самого горла! Никогда этой картины не забуду. По кодексу самураев, вообще сдаваться в плен нельзя, свои же убьют, если попытаешься. Так что везде они сражались, как заговоренные, особенно тяжело нам пришлось под Мукденом, там у японцев оборона мощная была, много минных полей, всяких заграждений, доты, дзоты, и камикадзе на каждом шагу. Но мы уже научились их бить, хорошо работала артиллерия и авиация помогала, наши штурмовики и пикировщики постоянно висели в воздухе. Но одиннадцать тысяч наших солдат мы убитыми за этот поход потеряли, да еще раненные. Бои были тяжелые в Харбине, Мукдене, а в Чань-Чуне, где встретили перемирие, мы почти и не стреляли уже. С нами вместе сражались и бойцы Народно-революционной армии Монголии, они были у нас на левом фланге. В пустынях и горах, ой как пригодились нам монгольские лошадки, маленькие, но сильные и выносливые. За 22 дня мы с Квантунской армией покончили. Как император Хирохито отдал приказ капитулировать, в плен мы взяли 600 тысяч японцев, они потом долго наше порушенное в войну восстанавливали.
В том самом китайском Чань-Чуне Иван Макеев и прослужил до 1951 года – тогда сроки службы были «безразмерными», не хватало мужчин. А в 1952 году он пошел служить уже в милицию, в линейный отдел внутренних дел на станции Джамбул. В 1967 году окончил Алма-Атинскую высшую школу милиции, прошел путь от оперативника до начальника ОБХСС (отдел борьбы с хищениями социалистической собственности). Дослужился до подполковника и ушел на заслуженный отдых. Его парадный мундир украшен многими орденами и медалями, в том числе «За победу над Японией», орденом Великой Отечественной войны. Но главное – вырастил сына и дочь, дождался внуков и продолжает оставаться для нас примером того, как надо любить Родину, сражаться за нее, как сказано в воинском Уставе, – «не щадя своей крови и самой жизни».
