Написанная кровью история
В южных регионах Казахстана в 20-30-е годы прошлого века, согласно содержанию открытых печатных и архивных материалов, большинство репрессированных граждан, в том числе по мотивам социального происхождения, на момент ареста составляли государственные служащие, представители научно-технической и гуманитарной интеллигенции.
Численность сельских жителей и рабочих в составе осужденных не меньше. В списке «классовых врагов» общее количество помещиков и зажиточных крестьян составило около 150 человек, а общее количество колхозников и работников, даже из непосредственно участвовавших в коллективизации сельского хозяйства и индустриализации страны, составляет порядка 700.
В числе пострадавших оказались и священнослужители. Так, 12 сентября 1925 года, к тому времени столица Казахстана переехала в Кызылорду, назначенный Центральным Комитетом ВКП (б) секретарем Казахского крайкома Ф.И. Голощекин потребовал от подчиненных в первую очередь сообщать о религиозной ситуации в регионе. В частности, он отметил, что в регионе действуют сотни религиозных школ, где тысячи учеников повышают религиозную грамотность, а суды шариата под руководством Аксакалов разрешают все дела.
В этом информационном отчете сообщается, что в течение 1924 года были построены новые учебные здания, где муллы в роли преподавателей, а также построены новые мечети для молитв мусульман, среди них были даже каменные. Конечно же, следом были определены группы «повинных» в развитии религиозности в казахском обществе, которых отнесли к числу приспешников бывшего царя, духовенства с буржуазией, приближенных к власти элементов.
По докладам специалистов тех лет, важным аспектом укрепления влияния феодальных элементов и кулаков на простых сельчан явилась религия, которая выполняла основную идеологическую функцию.
На самом деле, родовые отношения способствовали росту влияния и авторитета религии среди населения, особенно судов шариата. Мусульмане и православные христиане, их духовенство имели нейтральное или отрицательное отношение к Советскому правлению. Так, к 1921 году правительству не удалось наладить отношения с религиозной общественностью, причиной чему стал обман, связанный с завладением имущества мечетей и церквей, якобы в поддержку жертв голода, и это, скорее, стало основанием для начала серьезных конфликтов в последующем.
Соответственно, помимо основных религиозных конфессий в южном регионе также негативно настроенными из-за политики Советского правительства оказались и религиозные секты. Тем не менее, в сложившихся условиях они создавали свои общественно-экономические структуры и при новой власти. Например, баптисты с основным центром в Шымкенте, объединявшим 181 человек, держали связи со своими отделениями в уездах через проповедников. Они создали сельскохозяйственную артель, открыли кузнечно-бричечную мастерскую.
Небольшие группы адвентистов были в Ташказахском и Аулиеатинском уездах, не создавая больших объединений. Их деятельность ограничивалась распространением религиозной литературы. Были зафиксированы два случая отказа от службы в Красной Армии. В архивах также представлены сведения об евангелистах и старообрядцах православной церкви.
Примкнувшие к коммунистам ради власти приспешники давали нелестные характеристики в отношении религиозных деятелей как о противниках культурного развития и образования, причисляли некоторых сельских коммунистов к сочувствующим верующим. Архивные документы безошибочно показывают реальное отношение коммунистической идеологии к различным религиям. Если верующих создателей артелей старались не замечать, то перед мусульманской религией власти оказывались в тупике.
Из истории известны акты голощекинского правления, повлекшие большие беды в степи. Будучи руководителем республики, он поручает всесторонне развернуть работу по противодействию религиозному влиянию в регионе и увеличить количество светских школ, основанных на атеизме. Все религиозно-благотворительные общества и медресе были закрыты, и вместо них предписывалось создать культурно–просветительские учреждения. Работа в этом направлении была возложена на членов партии и комсомола.
Конечно же, все они, повинуясь жесткой дисциплине революционного времени, приступили к строгому выполнению поручений. В связи с этим обращает внимание контекст листа «вопрос-ответов» для заседаний партийной комиссии по очистке собственных рядов, например, при рассмотрении вопроса о кандидате на принятие членом ВКП (б) Жамбылове, 1903 года рождения (без имени в документе), по происхождению «крестьянин Аулиеатинского района Сырдарьинского округа».
Так, в характеристиках на кандидата поступили следующие сведения: во-первых, «Жамбылов совместно с богатыми жителями причастен к торговле на зеленом базаре, во – вторых, верит в Аллаха, в-третьих, не прерывал отношения со своим верующим отцом, торгующим на рынке города Аулие-Ата, в-четвертых, использовал казенного коня, чтобы привезти свою 18-летнюю невесту, наконец, за выражение недовольства когда ему не выдали хлеб (по карточке), подлежит исключению из числа кандидатов в члены партии».
Таким образом, члены комиссии в составе из Наумкина, Лихушина, Лозовского и Шокымбаева (в документе Чокамбаев) обосновали вышеуказанными фактами «вину» Жамбылова. При этом Шокымбаев показал: «Я знаю, что Жамбылов и сейчас посещает мечеть, не прерывает пять молитв, но об этом он не хочет говорить партии правду». С точки зрения сегодняшнего дня ничего предосудительного в поступках Жамбылова не было. Но по тем временам оказалось более, чем достаточно, чтобы выразить политическое недоверие.
Мусульмане были подвергнуты массовым гонениям. В те годы только в южном регионе были подвергнуты репрессиям 48 мусульманских служителей и 9 имамов, затем все расстреляны. В их числе Абдижамилов Ганикожа, Акназаров Жакып, Алтабаев Бабакул, Аманов Акмурат, Абдиев Жуман, Азимбаев Нарымбек.
Воистину антинародной кампанией стала реализация постановления о конфискации и депортации крупных байских хозяйств и полуфеодалов.
Проект декрета по данному вопросу был рассмотрен на совместном заседании Казахского центрального исполнительного комитета 6-го созыва и Совета народных комиссаров 27 августа 1928 года по докладу Нурмакова. В соответствии с декретом о распределении конфискованного имущества, предполагалось выделение скота по принципу восполнения недостающего вида на подворье: кому корову, кому лошадь, и по 10 голов мелкого рогатого скота. На самом деле эта политика обернулась катастрофическим голодом, который распространился по Казахстану. Так, если в Аулиеатинском районе в 1929 году было 1,5 миллиона голов овец, то в 1934-м осталось всего 7 тысяч голов!
В связи с голодом и другими последствиями 1932 года, советский репрессивный аппарат ввел в действие «закон от 7 августа». По данному «закону», известному среди населения как «закон о трех колосках», посягнувший на имущество государства в каком-либо размере лишался свободы на срок до 10 лет и более. В архивных документах содержится много сведений о том, как были «осуждены» многочисленные жертвы такой политики притеснений народа. В связи с этим показателен случай, произошедший в Акыртобинском интернате, в отношении принятого на работу завхозом Хамита Бекболатова.
Вступив в должность, Хамит инициировал проверку, которая открыла в интернате многочисленные нарушения и растраты имущества не по назначению. Однако директор интерната Дуванов и его заместитель по учебной работе Хусаинов, которые до того длительное время занимались хищениями продуктов питания из доли воспитанников, и инвентарного имущества, сумели представить непреклонного честного Хамита Бекболатова антисоветчиком, и подвести к приговору на 10 лет лишения свободы с конфискацией имущества. К слову, по данному делу санкцию выдал прокурор района Сенников, приговор вынесен районным судьей Аверкиевым.
В документах тех лет сохранились сведения о судимостях по «закону от 7 августа» таких граждан, как Искаков Оспан, Кошеров Даулет, Байбеков Аязбек, Мырзакулова Алуа, Саймуратов, Тлегенов, Исмайлов, Кошенов, Райсов, Шубашев, Досжаев, Камурзаков, Есдаулетов, Дарменкулов, Хасенова Салима (фамилии так записаны в документах) и другие.
Однако, наряду с этим в период репрессий попадались и «особенные» сотрудники, которые, как говорили «в огне не горят, в воде не тонут». Один из них Лев Моисеевич Хайкин, заведующий отделом Союза «Косшы». Его назначение для работы с населением, в том числе с казахским сельским населением, вызывает немало вопросов в связи с тем, что уездный руководящий работник (заработная плата 154 рублей 80 копеек), проводящий политику большевиков, сам не состоял в рядах партии до 1925 года, и это обстоятельство никак не объяснимо при строгой кадровой политике того времени.
Хайкин пишет, что всей душой радеет за советский строй, и не жалеет жизни для защиты трудового народа. Трудно было представить, чтобы в 37-летнем возрасте человек работал приказчиком в хлопковой фирме при царском режиме, а после превратился в сотрудника аппарата советской власти! Однако Хайкин, минуя все кадровые проверки, оставался на посту, принимая судьбоносные решения.
Именно в том же учреждении «Косшы» на руководящих должностях трудился наш предок Жузбай. Ж.Мынбаев родился в 1896 году в Аулие-атинском уезде Қарабақырской волости. Поверив, что Советская власть несет народу равенство, Жузбай стал активным членом молодежного всесоюзного революционного комитета и проводил разъяснительную работу среди населения по месту жительства в поддержку политики большевиков. Заслужив признание своей активностью, Жузбай удостоился назначения на различные ответственные государственные должности.
В свою очередь Ж.Мынбаев старался служить верой и правдой. Старался всеми силами смягчить для населения последствия неурожайных 1917-1918 годов. Он регулярно проверял работу центров питания для голодающих, принимал ответственные решения и подробно докладывал на тот момент председателю исполнительного комитета Аулие-атинского Совета народных депутатов Турару Рысқулову. Таким образом, Жузбай был принят в руководящий состав «Косшы» Аулие-атинского уезда. Однако позднее, разглядев причины кровавых последствий политики большевиков для казахского народа, Жузбай Мынбаев выступил против этого. В результате по лживому навету 8 сентября 1937 года был признан «врагом народа» и 20 октября того же года расстрелян.
Анализ показывает, что в результате массовых политических репрессий были расстреляны представители самых различных социальных слоев населения, а не исключительно из класса имущих. Например, только в южном регионе социальное положение групп выглядит следующим образом: 22 композитора, 18 врачей, 23 машиниста, 41 бухгалтер, 2 журналиста, 8 агрономов, 2 извозчика, 18 поваров, 2 экспедитора, 3 тракториста, 6 солдат, 10 юристов, 6 фотографов, 3 музыканта, 3 кассира, 3 студента, 1 библиотекарь, 26 учителей и представителей других профессий – всего свыше 1600 граждан были приговорены к высшей мере наказания.
На фото II съезд Союза «Қосшы». 1924 год. Во втором ряду справа третий – общественный деятель, незаконно репрессированный Жузбай Мынбаев.
Сейдахан Бакторазов,
кандидат исторических наук,
доцент Таразского
государственного университета имени М.Х.Дулати
