Не отступать и не сдаваться
Судьба подростков, заменивших ушедших на войну взрослых, имеет такие сюжеты, что не снились знаменитым романистам.
Юрий ЕФИМОВ
«Испытание огнем» — так зачастую именуют военные годы 1941- 45 – е. Для тех, кто прошел фронтовыми дорогами от Москвы до Берлина, так оно и было. А для тех, кто работал в тылу, это было испытание и огнем, и водой, и медными трубами. Героиня нашего рассказа Иклима Фадхуллина, родившаяся в 1928 году в глухой деревушке Шипки в Татарстане, тогда – Татарской АССР, прошла такой жизненный путь, что сама не верила после, что сумела все это преодолеть. Но обо всем по порядку.
Сельская жизнь
Деревня Шипки, где родилась Иклима, и ее сестры – Нурия и Дваржят, расположена в глухом углу восточного Поволжья. Ближайшие «центры цивилизации», расположенные в ста и восьмидесяти километрах соответственно, тогдашние городки Бугульма и Набережные Челны. В деревне в те годы и понятия не имели об электричестве, радио тоже было чем-то абстрактным, а быт почти не отличался от средневекового.
С его перемежающимися неурожаями, полной зависимостью от капризов погоды и прочими прелестями. Реальную власть в таких местах держали ( по всему Союзу) немногочисленные сельские предприниматели-ростовщики, именуемые кулаками. Чтобы коротко описать отношение к ним односельчан, достаточно заглянуть в толковый словарь Даля. Определение «кулак» известно с 19 века, а его синонимы в словаре вовсе не «рачительный хозяин», «трудяга» или «пахарь». Синоним кулака – внимание! – «скупец», «живоглот», «скряга», «паук», и главное – «мироед».
В условиях всеобщей бедности и нищеты крестьянства, кулаки «держали» село, точь-в-точь, как ОПГ в 90-е годы прошлого века. В голодное время кулак ссужал односельчанам зерно на посев под скромные 100 процентов годовых (это вам не ипотека «7-20-25»!), так что кулакам должны были все остальные – на три поколения вперед. В Гражданскую войну это поголовье благодарные сельчане сильно проредили, но в 20-е годы потихоньку класс сельских эксплуататоров опять набрал силу. Дошло до того, что в 1927, урожайном году, хлебные торговцы (те же кулаки) сорвали поставки зерна и муки, сделав то же, что и в 1916-ом: «придержали» хлеб, чтобы взвинтить цены и хорошенько нажиться.
И вот тогда пришлось опять ввести в СССР хлебные карточки. Царская Россия из-за этого рухнула, но большевики, слепленные из другого теста, решили объяснить кулаку, кто в берлоге медведь. Так началась коллективизация. Все это объясняю на фоне споров об образцовой геббельсовско-солженицинской киноподделке, обогатившей ненормативную лексику словом «зулейха»…
Родители Иклимы – Хадиша и Гульмулла – были членами деревенского актива, приняли активное участие в коллективизации. Гульмулла стал первым председателем созданного здесь колхоза. Жизнь понемногу начинала меняться, оказалось, что даже примитивный трактор заменяет целый табун тягловых лошадей. А ведь именно малое количество и слабосильность крестьянских лошадок веками сдерживали развитие хлебопашества… Появились и искусственные удобрения, а главное, люди видели, что все это производится в их стране, на отечественных заводах. Тяжелый сельский быт менялся на глазах, но тут обрушились новые беды.
В 1937 году был арестован и увезен милицией в райцентр Гульмулла. Причины происшедшего в семейной памяти не сохранились. Но, скорее всего, политических мотивов в происшедшем не было. Однако в стране шла «великая чистка», и это сказалось на судьбе отца Иклимы. Поскольку процесс репрессий вышел из-под контроля, то отец семьи так и сгинул в лабиринтах НКВД. Да и родные в глухой деревне просто не смогли отыскать его следы. Семья лишилась даже дома и ютилась в заброшенной бане. В 1940-ом, во время «бериевской оттепели», когда домой вернулись десятки, а потом и сотни тысяч арестованных, осужденных и даже тех, кто ждал расстрела, но был реабилитирован, в семью Фадхуллиных вернулась надежда, что отец вернется. Но, увы…
А на руках у матери оставались три дочери , которым в 1941 году исполнилось 13, 11 и 9 лет соответственно. И 22 июня судьба совершила новый оборот, только уже в масштабах страны и всей планеты.
Ни возраста, ни срока
Работать на селе и в мирное время не просто и легко, как знает любой обладатель заветных шести соток огорода, а вот в войну – это было тяжелейшим испытанием. Большинство мужчин призвали в армию, на их место встали женщины и дети. Семье Фадхуллиных пришлось и тут тяжелее: мать призвали в трудовую армию, она отправилась валить лес к черту на рога – в Карелию, всего в сотне километров от линии фронта. Тамошний климат вкупе с тяжелой работой оставлял немного шансов выжить, но чудо и желание снова увидеть детей оставили Хадише этот шанс!
А дома, в деревне Шипки, старшей в семье осталась Иклима, и на ее попечении – младшие сестры. Разумеется, для сельских работ все они уже считались взрослыми. Так что фронт работ им давали немалый. Как вспоминала Иклима, даже пасти скот было в тех краях нелегко. Коровы не слушались девочку, все время норовили куда-нибудь запропаститься или лезли напиться в болотистые заросли, где и застревали в грязи по брюхо. И вот представьте себе картинку, когда животину в двести кило весом тянет из болота девчушка – от горшка два вершка! И вытягивала. Вместе с сестрами они работали на уборке урожая, пропалывали огороды, кормили скот и даже заготавливали сено на зиму.
А вечером и пожаловаться на жизнь, и поплакать в мамину жилетку не получалось – дети не знали даже жива она или нет. Младших утешала старшая, находила в себе силы рассказывать им сказки, разные веселые истории. Откуда брались силы? Да этого она и сама не знала. Работа по 14 часов, вечное желание упасть хоть где-нибудь и уснуть, деление скудного пайка на троих – вот и все занятия, месяц за месяцем, год за годом. Сказать, что они быстро «взрослели» нет смысла, взрослая жизнь вобрала детей в себя без их согласия, и детства у них, по сути, и не было. Много лет спустя, выросшие в другой реальности, поколения недоумевали – как не понимают детских капризов и безделья внуков эти люди? Просто они прошли свои первые годы жизни так, что было не до детских слабостей. Желание выжить – вот что было главным.
В деревне эти годы были однообразными. Разве что приходили «похоронки» на соседей – а сестрам и ждать было некого, кроме пропавшей в Карелии мамы. Возвращались иногда и инвалиды, списанные подчистую – безрукие, безногие, обожженные… Но даже таким возвращениям родные были рады до беспамятства. Увечные фронтовики тоже включались в работу по силам и за их пределами.
Но время шло, сестры из заморенных девчонок превратились в крепких двужильных девушек, которые могли все: и сена накосить, и собрать его в скирды, и отвести на сеновал, и кормить скот, и обмолотить зерно. Когда по радио объявили, что война закончилась, мы победили, радости не было предела. «Мы по полю катались от радости» — вспоминала потом Иклима.
поскольку наступило мирное время, она смогла, наконец, вплотную заняться собственным здоровьем. Девушку второй год мучил флюс, зубы болели до потери сознания, а ближайшие стоматологи были только в Бугульме. Туда и отправилась Иклима. Но врач-зубник, только глянув ей в рот, так покачал головой, что ей стало страшно. Запущенное воспаление почти уничтожило нижнюю челюсть, и даже в Казани, в республиканском госпитале отказались делать операцию – посчитали больную безнадежной. Пообещали только выписать морфин – чтобы не мучилась напоследок. Занавес.
На берегах Невы
Кто-то из медиков надоумил Иклиму поехать в Ленинград, в институт челюстно-лицевой хирургии, где в войну и после лечили самые тяжелые ранения головы. Добираться было бы нелегко и потому, что выросшая в глубинке Иклима в тот момент знала по-русски десяток слов, да и те с грехом пополам. Пришлось учиться на ходу, ведь в долгой дороге не обойтись без расспросов – куда, как и на чем? Поскольку выбора не было, девушка на перекладных, без копейки денег, за месяц каким-то чудом добралась-таки до города на Неве, но и там поначалу медики только разводили руками: поздно, ничего уже не сделать!
Наконец, в том самом институте нашелся профессор, рискнувший сделать сложнейшую операцию. Иклиме повезло дважды, даже трижды. Во-первых, ее оперировал, судя по всему, специалист мирового уровня, он удалил ей почти всю поврежденную челюсть, но спас жизнь. Во-вторых, там же ей изготовили челюсть искусственную, которая прослужила много лет. В-третьих, медицина в СССР была бесплатной, а то ведь нынче за такую операцию пришлось бы продать всю деревню Шипки вместе с жителями.
Поправившись после операции, девушка решила отыскать маму. Все-таки из Ленинграда до Карело-финской АССР было поближе, чем из Татарстана. И ей удалось найти живую и невредимую Хадише. Та работала бригадиром лесорубов, и уже освоилась в этих суровых краях. Но тут возникла проблема. Хотя война и закончилась, и служащие Трудармии подлежали демобилизации, местное начальство прекрасно понимало: по новой, да еще добровольно, в эти карельские дебри никого и пряником не заманишь.
Потому лесорубам и прочим рабочим под всякими предлогами дембель оттягивали как могли. То транспорта нет, то план не выполнен… Уяснив ситуацию, дочь предложила остаться на месте матери вместо нее, пусть Хадиша едет на родину, к дочерям. Начальство поскрипело мозгами, почесало в затылках и махнуло рукой – баш на баш, девица! Только справишься ли? Поработав вместе с матерью на лесоповале Иклима пообещала: «Справлюсь! Отпустите только маму». Поверили. Отпустили. Так началась для девушки новая жизнь в карельских лесах. Но после всего пережитого и сделанного в родной деревне, происходящее уже не казалось беспросветным.
Очередной поворот судьбы не заставил себя ждать. Иклима познакомилась с демобилизованным из Красной армии фронтовиком Вакифом Нуриевым, который был призван в армию в 1941 году из казахстанского города Джамбула. Восемнадцать лет парню стукнуло в сентябре 1941-го, и в конце года он уже отправился в учебную часть. В гражданской жизни – шофер, он попал в пехоту. Но после принятия присяги в январе 1942 года отправился на самый южный фронт – в Иран! Напомню, что большого поклонника Гитлера, иранского шаха Резу Пехлеви в августе 1941-го арестовали англичане, которые вместе с советскими войсками оккупировали Иран, поделив страну на две зоны – северную, советскую, и южную, британскую.
По сравнению с западным фронтом служба в Персии была почти безопасной, а потому тамошние красноармейцы тысячами писали обращения начальству о желании воевать с немцами. Но Иран был важной артерией, снабжавшей СССР оружием и материалами ленд-лиза, так что на запад Вакиф Нуриев попал только после знаменитой Тегеранской конференции. Встречу Сталина, Рузвельта и Черчилля охраняла целая армия, и недаром: немецкие диверсанты Отто Скорцени чуть было не «обезглавили» всех союзников!
В боях против вермахта Вакиф Нуриев почти сразу получил тяжелое ранение – осколки попали ему в левые руку и ногу, он долго лечился в Ленинграде. После войны его занесло в Карелию, где он встретил свою будущую жену. В 1950-ом Иклима и Вакиф поженились, у них родились дочери Роза и Фирдауса, сын Раиф. В начале 1960-х они переехали в Джамбул. Эта часть жизни нашей героини была уже полна не приключениями, а тихим семейным счастьем. Думается, что Иклима его более чем заслужила…
