Масштаб и глубина преобразований, проведенных джучидами с коренным влиянием на ход истории России, Центральной Азии и Восточной Европы делают тему Золотой Орды ключевой в социальных процессах средневековой Евразии. Влияние Золотой Орды на европейские дела происходило не только в ходе завоеваний, но и через торговлю, обмен культурными ценностями…
Империя Чингиз-хана возникла благодаря тем традициям, которые складывались в Великой Степи, начиная от гуннов. Благодаря культуре, накопленной тюрками и другими народами, стало возможным создание грандиозной империи Чингиз-хана.
Золотоордынская тема порой выглядит как открытие нового континента. Это связано с той предвзятостью, которая существует не только в российской, но и европейской ментальности по отношению к тюркской истории. Золотоордынская тема оказалась вне основных течений исторической мысли. Арнольд Тойнби в своем известном труде «Постижение истории» описал всевозможные цивилизации, составил их классификацию, но там не нашлось места для ключевых участников, поскольку для западного ученого, по определению, тюрки и цивилизация несовместимы, он великим тюркским империям не нашел места даже среди реликтовых обществ.
Вообще для европейских историков тюрки — это некий «антимир». Они обращаются к фактору степи, кочевников, татаро-монгол, порой даже не называя имен, событий и народов, как к давлению среды. Тойнби пишет буквально следующее: «Казаки были пограничниками русского православия, противостоящие евразийским кочевникам». И дальше он описывает казаков как носителей культуры, отличной от «степной», сравнивая их с рыцарским орденом крестоносцев.
Однако, исходя из реальных исследований, глубоко сомнителен тезис об особой исторической роли казаков в «борьбе» со «Степью» и совсем нелогично сравнение их с рыцарями. Как раз образ жизни казаков был продолжением традиций кочевников. Они не только усвоили степную культуру, но и ревностно ее сохраняли даже в условиях оседлости. «Казаки в великом княжестве Рязанском и других местах, — пишет И.П. Буданов, — говорили тюркским языком, своим родным, принесенным ими из Азии, славянский же язык был усвоен ими впоследствии…». Скорее всего, победы над безымянными кочевниками объясняются распадом самого кочевого мира. Но независимо от роли казаков в истории «Степи» этот сюжет любопытен с точки зрения европоцентристского менталитета западных историков. Для них тюркская история и культура — это «антимир», в котором народы не имеют собственного имени, их просто называют кочевниками, варварами, дикарями.
В России отношение к тюркской тематике формируется со времени Петра I. Официальные историки, такие как Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев, В.О. Ключевский и многие другие, старались исключить, в частности, татарский период из истории государства российского. Так, С.М. Соловьев в предисловии к своей многотомной «Истории России с древнейших времен» отмечает: «Историк не имеет права с половины ХIII века прерывать естественную нить событий — именно постепенный переход родовых княжеских отношений в государственные — и вставлять татарский период, выдвигать на первый план татар, татарские отношения, вследствие чего необходимо закрываются главные явления, главные причины этих явлений». Таким образом, период в три столетия, история Золотой Орды, Казанского, Астраханского, Сибирского, Крымского, Касимовского ханств, Большой и Ногайской Орды, повлиявших на мировые процессы, а не только судьбу русских, выпадал из цепи событий становления российской государственности.
Выдающийся русский историк В. О.Ключевский делил историю России на периоды в соответствии с логикой колонизации. «История России, — пишет он, — есть история страны, которая колонизуется. Область колонизации в ней расширялась вместе с государственной ее территорией». «…Колонизация страны была основным фактом нашей истории, с которым в близкой или отдаленной связи стояли все другие ее факты». Главными предметами исследования В. О. Ключевского стали, как он сам писал, государство и народность, при этом государство было Российским, а народ — русским. Татарские государства из истории исключались, хотя сам же В.О. Ключевский отмечает, что «княжества тогдашней Северной Руси были не самостоятельные владения, а даннические «улусы» татар; их князья звались холопами «вольного царя», как величали у нас ордынского хана». Тем не менее, у него татары фигурируют как внешняя среда.
Лорд Актон писал: «Ткань человеческих судеб ткется плотно, без пропусков; потому что в обществе, как и в природе, структура непрерывна.». А потому ни историю России, ни историю Центральной Азии, а также Восточной Европы не понять без тюркской тематики, которая вплетена в средневековые процессы.
В советский период постановлением ЦК КПСС от 1944 г. было запрещено изучение Золотой Орды и татарских ханств, а всю историческую мысль татар переориентировали на булгарское происхождение. Эти идеологические установки сохранились как неизжитое советское наследие в так называемом движении «булгаристов», чьи активисты регулярно обращаются к органам государственной власти с предложением переименовать татар в булгар. Их настойчивость носит политический характер. Не вдаваясь в подробности этой темы, достаточно сказать, что «булгаристский» подход фактически отметает весь общетюркский период, что возможно только при намеренном искажении истории. При этом забывается, что булгары как граждане одноименного государства представляли собой союз разных племен, а потому самоназвание «булгар» было не этнонимом, а политонимом. Часть из этих племен происходила из западных гуннов, другая часть была огузами. Среди них были также угры и финны.
«Исторические события не позволяют безнаказанно отрывать себя от окружения», — пишет Йохан Хейзинга. Не только тюркские ханства, но и Московия во многом продолжали традиции Золотой Орды. «Исчезновение эффективной политической власти в Сарае не сломало связей среди бывших составных частей Сарайской империи, — пишет американский историк Эдвард Кинан, — династии, которые появились в трех наиболее важных центрах — в Москве — потомки Василия I, в Бахчисарае — Хаджи-Гирея, в Казани — Улуг-Мухаммеда, часто объединялись в блоки в течение этого периода непрочных союзов и меняющихся судеб. Однажды возникшие, они создали крепкий союз, который не только доминировал в Степи, но и определял в значительной степени восточноевропейскую историю в течение половины столетия». Тюркский фактор исчезает из мировой политики только вместе с падением Крымского ханства. Но даже после этого золотоордынское наследие остается как составная часть российских процессов.
Москве была близка золотоордынская культура. В отличие от примитивных представлений, господствовавших в удельной Руси, чингизхановская государственная идея была грандиозной и притягательной. Но ее нужно было сделать своей собственной. Русская мысль обратилась к византийским традициям, близким по вере, соединила державность с православием, после чего идеи Чингиз-хана приобрели совершенно новую, христианско-византийскую оболочку, они уже не были татарскими, но и не имели живой связи с полузабытой Византией. В.Ф. Платонов пишет: «Наши предки долго и пристально наблюдали процесс медленного умирания Византии. Это наблюдение могло давать уроки отрицательного значения, а не вызывать на подражание, могло возбуждать отвращение, а не увлечение». Византийские традиции задолго до начала московской экспансии прервались, оставшись символическим воспоминанием. Напротив, золотоордынские государственные порядки были обыденностью. «Есть кое-какие указания на то, что первые цари смотрели на себя как на наследников монгольских ханов, — пишет Ричард Пайпс. — Хотя под церковным влиянием они иногда ссылались на византийский образец, они не называли себя преемниками византийских императоров… Уже во время последнего наступления на Казань и Астрахань Иван называл их своей вотчиной; это утверждение могло значить лишь одно — что он смотрел на себя как на наследника хана Золотой Орды». В свою очередь и в завоеванных землях на Ивана Грозного, порой, смотрели как на наследника золотоордынского трона. Белек-Пулад писал Ивану Грозному: «Белек Булат мирза христьянскому государю Белому царю много много поклон. В тои земле он сказы-ваетца Чингизовым прямым сыном и прямым государем царем называетца. А в сеи земле яз Идегеевым сыном зовуся… Брат мои Дервиш царь к Чингимову сыну Белому царю, православному государю и жалостливому государю Белому князю в ноги его пасти идем». Ногайский бек писал Ивану Грозному как прямому преемнику Чингиз-хана: «Великого Цингиз царев прямои род счастливои государь еси… Похошь пожаловати — пожалуешь, а не похошь пожаловати — не пожалуешь». Не случайно князь Н.С. Трубецкой весьма категорично заявлял, что «Московское государство возникло благодаря татарскому игу. Московские цари, далеко не закончив еще «собирания Русской земли», стали собирать земли западного улуса Великой монгольской монархии: Москва стала мощным государством лишь после завоевания Казани, Астрахани и Сибири. Русский царь явился наследником монгольского хана. «Свержение татарского ига» свелось к замене татарского хана православным царем и к перенесению ханской ставки в Москву. Даже персонально значительный процент бояр и других служилых людей московского царя составляли представители татарской знати». Как бы непривычно это ни звучало, но в ХVI веке такое представление было совершенно естественным. Иной взгляд на историю появляется много позже, после Петра I, который разрушал любой намек на преемственность русских царей и татарских ханов.
Многие золотоордынские нормы сохранялись в России, вплоть до Петра I. Например, соборность считается чем-то отличительно русским. Николай Бердяев считал, что «идея соборности, духовной коммюнотарности, есть русская идея». На самом деле этот принцип был заимствован именно от татар. Он, как институт кочевой демократии, имеет древнюю историю и его можно проследить уже у гуннов.
В России первый земский собор был созван по инициативе Ивана Грозного в 1548 г. До этого не было принято собирать «всю землю Русскую», поскольку «каждая земщина знала только своего князя и органом своим для сношения с князем имела местное вече, на вече заявляла свои нужды князю, на вече и князь заявлял свои требования своей земщине. В голосе же всей Русской земли не было нужды ни для князей, ни для местных земщин». Исконно русским явлением была вечевая удельная земщина, но не соборность. Потребность в соборности появляется вместе с объединением отдельных княжеств под московским началом. Иван Грозный, заимствуя и продолжая дело золотоордынских ханов, взял на вооружение и один из типичных политических инструментов — курултай.
В Казанском ханстве для избрания хана или для принятия важных решений созывался курултай, который в русских источниках назывался «вся земля Казанская». О его составе можно судить по курултаю, созванному 14 мая 1551 г., где собрались духовенство во главе с Кул-Шарифом, огланы во главе с Худай-Кулом, князья и мурзы во главе с «улу карачи» Нур-Али Ширин. Обычно курултай возглавлял сам хан, если предметом не было избрание хана. Таким образом, курултай был собранием трех сословий — духовенства, войска и земледельцев. Но иногда участвовали также «казаки», то есть рядовые воины, «тарханы» (имеющие привилегии) и инородцы. Курултай мог смещать хана, так случилось в 1551 году с Сафа-Гиреем. При избрании Джан-Али русское правительство потребовало присяги со стороны «всех Казанских людей» в верности союзу с Россией. Таким образом, русские не только хорошо представляли этот политический институт, но и активно пользовались им при заключении договоров или же при возведении на казанский престол своего ставленника.
Сравним состав и функции казанского курултая с русским собором. Из приговорной грамоты второго земского собора видно, что представители Русской земли делились на следующие группы: группа духовенства, группа бояр, окольничьих и государевых дьяков, группа дворян первой статьи, группа торопецких помещиков, группа луцких помещиков, группа дьяков и приказных людей и группа гостей. Собор 1613 г. составляли: 1) духовные власти; 2) придворные чины; 3) дворяне московские; 4) выборные и уполномоченные от городов как духовные, так и дворяне, казаки, посадские и уездные люди. Аналогия с составом курултая бросается в глаза. И функции соборов были те же, что у курултая, они решали наиболее важные общие дела, связанные с законодательством, налогами, а также избранием царей. В грамоте по созыву собора после «Смуты» было сказано: «Москва от Польских и Литовских людей очищена, церкви Божии в прежнюю лепоту облеклись, и Божие имя в них славится по-прежнему, но без государя Московскому государству стоять нельзя, печься об нем и людьми Божиими промышлять некому: без государя вдосталь Московское государство разорят все, без государя государство ничем не строится и воровскими заводы на многия части разделяется и воровство многое множится.». На земских соборах выбирали Бориса Годунова, Михаила Федоровича Романов-Юрьева. Петр I, хотя сам был избран собором, но во время своего царствования его не созывал, а Екатерина II собрала последний земский собор. На этом история выборности царей и решения общегосударственных дел на соборах завершилась. Впрочем, в ХVIII веке этот институт выглядел весьма архаичным. Его ликвидация была оправданной, хотя его можно было, следуя европейским образцам, заменить на более современный коллективный орган.
Итак, золотоордынская тематика не ограничивается только периодом существования самого государства. С одной стороны, существует необходимость изучать предшествующий исторический период как основу будущей государственности. Золотая Орда, как и вся Империя Чингиз-хана, не возникает на пустом месте. Насколько это важно, показывает анализ, например, законодательства Золотой Орды, в котором в видоизмененном виде, но продолжали сохраняться традиции тюркского обычного права — торе. «Совершенно иное значение торе приобрело в Золотой Орде, — пишет Р.Ю. Почекаев. — Прежде всего, оно продолжало ассоциироваться с конкретными правителями — в соответствии с древнетюркской (но не монгольской) правовой традицией. Нормы торе в Золотой Орде стали нормами-принципами: законодатели ссылались не на конкретные его положения, а на некую совокупность правовых идей, следование которым обеспечивало благоденствие государства и народа». Последние упоминания о торе встречаются в ХVI веке. Аналогичное влияние древнетюркских традиций на Золотую Орду прослеживается и в других сферах.
С другой стороны, тюркские ханства и даже Московия были в той или иной мере продолжателями золотоордынских традиций. Окончательное исчезновение влияния татарского прошлого нужно отнести к эпохе Петра I и Екатерины II, перешедших на европейские образцы государственного управления, вооружения и другого, и постепенно сформировавших собственные представления и традиции.
Интерпретация научного исследования
историка Рафаиля ХАКИМОВА. Институт истории им. Ш. Марджани Академии наук Республики Татарстан.
Подготовил Бакытжан ОЙШИЕВ.